Мой друг мечтательно произнес: «Хорошо бы описать, что теряло человечество с каждым техническим изобретением». И так как мы все, в полном соответствии с конферансом Михаила Булгакова, стоим за технику и ее разоблачение, мысль эта стала занимать и меня. Возможно, займет она и тебя, дорогой читатель.
Общее заблуждение оппозиции и «позиции» состоит в преувеличении возможностей телевизионной пропаганды, подтверждаемых, казалось бы, данными социологических опросов. Я уже писал в «Российской газете» об особенности телевизора как рупора пропаганды и не буду вдаваться в характеристику формата телериторики, контекста, в котором она существует на экране, и контекста, в котором протекает ее восприятие. Позволю себе лишь обратить внимание на результат, наблюдаемый невооруженным глазом.
О языковой реформе говорилось немало: разъяснительно, иронически, с сомнениями, с издевкой. Не хватает только бесспорно авторитетного голоса. Был бы жив Лихачев. Или Лотман.
Лихачев оказался на Соловках в том числе и из-за несогласия с языковой реформой 1918 года, за отказ забыть "яти". Дорогая плата за удаленную букву.
Это укрепляет в мысли о небезобидности всех этих "парашутов" и "брошур", Об этом наш разговор с доктором филологических наук, университетским преподавателем с 30-летним стажем Георгием ХАЗАГЕРОВЫМ.
В языке, как и в культуре вообще, есть свои механизмы, примиряющие сиюминутную и частную выгоду с долговременной и всеобщей пользой – прагматику с нормой, повседневность с экологией, без которой под угрозой окажется сама повседневность. Но в период культурных сломов механизмы эти дают сбой. Более того, они начинают работать вхолостую. Получается что-то вроде того, как если бы монетный двор начал выпускать для собственного удовольствия вместо твердой валюты детские фантики. Нечто похожее происходит сегодня с нормами языка и стиля.
Проблема, затрагиваемая здесь, настолько актуальна и узнаваема, что обсуждать ее можно и на публицистическом, и на научном и даже на философском уровне, а прослеживать можно буквально на любом срезе жизни от коммерческой рекламы и политической публицистики до массового искусства.
Речь идет о давлении коммуникативной прагматики речи на когнитивные структуры мышления, когда «убедить» перевешивает «понять». Существует определенноекритическое соотношение между речью, толерантной по отношению к мышлению, и речью, агрессивно направленной на подавление аналитических способностей человека (по замыслу – собеседника, а по факту – и своих тоже). Когда впубличном пространстве нарушается баланс этих речей, в обществе инициируются инволюционные процессы. Проблема эта не только российская, но сугубо современная, связанная с победным шествием декларативной, «брендовой»риторики. В сегодняшней России, однако, давление узкой прагматики речи на самосознание культуры обретает особенную остроту.
